– Ну, дядя безногий, – говорит слепой, – полезай ты под лавку, смирненько сиди, а я пойду на двор – под окном стану. А ты, сестрица, как придёт баба-яга, садись вот здесь, у этого окна, в голове-то у ней ищи да потихоньку пряди волос отделяй да за оконницу на двор пропускай; я её за седые-то космы и сграбастаю!

Сказано – сделано. Ухватил слепой бабу-ягу за седые космы и кричит:

– Эй, дядя Катома! Вылезай-ка из-под лавки да придержи ехидную бабу, пока я в и́збу войду.

Баба-яга услыхала беду, хочет вскочить, голову приподнять – куда тебе, нет совсем ходу! Рвалась-рвалась – ничего не пособляет! А тут вылез из-под лавки дядя Катома, навалился на неё словно каменная гора, принялся душить бабу-ягу, ажно небо с овчинку ей показалось! Вскочил в избушку слепой, говорит безногому:

– Надо нам теперь развести большой костёр, сжечь её, проклятую, на огне, а пепел по́ ветру пустить!

Возмолилась баба-яга:

– Батюшки, голубчики! Простите… что угодно, всё вам сделаю!

– Хорошо, старая ведьма! – сказали богатыри. – Покажи-ка нам колодезь с целющей и живущей водою.

– Только не бейте, сейчас покажу!

Вот Катома-дядька дубовая шапка сел на слепого; слепой взял бабу-ягу за косы; баба-яга повела их в лесную трущобу, привела к колодезю и говорит:

– Это и есть целющая и живущая вода!

– Смотри, дядя Катома, – вымолвил слепой, – не давай маху; коли она теперь обманет – ввек не поправимся!

Катома-дядька дубовая шапка сломил с дерева зелёную ветку и бросил в колодезь: не успела ветка до воды долететь, как уж вся огнём вспыхнула!

– Э, да ты ещё на обман пошла!

Принялись богатыри душить бабу-ягу, хотят кинуть её, проклятую, в огненный колодезь. Пуще прежнего возмолилась баба-яга, даёт клятву великую, что теперь не станет хитрить: «Право-слово, доведу до хорошей воды».

Согласились богатыри попытать ещё раз, и привела их баба-яга к другому колодезю. Дядька Катома отломил от дерева сухой сучок и бросил в колодезь: не успел тот сучок до воды долететь, как уж ростки пустил, зазеленел и расцвёл.

– Ну, это вода хорошая! – сказал Катома.

Слепой помочил ею свои глаза – и вмиг прозрел; опустил безногого в воду – и выросли у него ноги. Оба обрадовались и говорят меж собой:

– Вот когда мы поправимся! Всё своё воротим, только наперёд надо с бабой-ягой порешить; коли нам её теперь простить, так самим добра не видать – она всю жизнь будет зло мыслить!

Воротились они к огненному колодезю и бросили туда бабу-ягу: так она и сгинула!

После того Катома-дядька дубовая шапка женился на купеческой дочери, и все трое отправились они в королевство Анны Прекрасной выручать Ивана-царевича. Стали подходить к столичному городу, смотрят: Иван-царевич гонит стадо коров.

– Стой, пастух! – говорит Катома-дядька. – Куда ты этих коров гонишь?

Отвечает ему царевич:

– На королевский двор гоню; королевна всякий раз сама поверяет, все ли коровы.

– Ну-ка, пастух, на́ тебе мою одёжу, надевай на себя, а я твою надену и коров погоню.

– Нет, брат, этого нельзя сделать; коли королевна уведает – беда мне будет!

– Не бойся, ничего не будет! В том тебе порука Катома-дядька дубовая шапка!

Иван-царевич вздохнул и говорит:

– Эх, добрый человек! Если бы жив был Катома-дядька, я бы не пас в поле этих коров.

Тут Катома-дядька дубовая шапка сознался ему, кто он таков есть; Иван-царевич обнял его крепко и залился слезами:

– Не чаял и видеть тебя!

Поменялись они своими одёжами; погнал дядька коров на королевский двор. Анна Прекрасная вышла на балкон, поверила, все ли коровы счётом, и приказала загонять их в сарай. Вот все коровы в сарай вошли, только последняя у ворот остановилась и хвост оттопырила. Катома подскочил:

– Ты чего, собачье мясо, дожидаешься? – схватил её за хвост, дёрнул, так и стащил шкуру!

Королевна увидала и кричит громким голосом:

– Что это мерзавец пастух делает? Взять его и привесть ко мне!

Тут слуги подхватили Катому и потащили во дворец; он идёт – не отговаривается, на себя надеется. Привели его к королевне; она взглянула и спрашивает:

– Ты кто таков? Откуда явился?

– А я тот самый, которому ты ноги отрубила да на пень посадила; зовут меня Катома-дядька дубовая шапка!

– Ну, – думает королевна, – когда он ноги свои воротил, то с ним мудрить больше нечего! – и стала у него и у царевича просить прощения; покаялась во своих грехах и дала клятву вечно Ивана-царевича любить и во всём слушаться.

Иван-царевич её простил и начал жить с нею в тишине и согласии; при них остался слепой богатырь, а Катома-дядька уехал с своею женою к богатому купцу и поселился в его доме.

Никита Колтома

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был грозный царь – славен во всех землях, страшен всем королям и королевичам. Задумал царь жениться и отдал такой указ по всем городам и сёлам:

– Кто найдёт ему невесту краснее солнца, яснее месяца и белее снегу, того наградит он несметным богатством.

Пошла о том слава по всему царству; от малого до великого все судят, толкуют, а ни единый человек не вызывается отыскать такую красавицу. Недалеко от царского дворца стоял большой пивоваренный завод. Собрался как-то рабочий народ и завёл разговор, что вот-де можно бы много денег от царя получить, да где этакую невесту достать!

– Да, братцы, – говорит один мужик, по имени Никита Колтома, – без меня никому не найти для царя невесты; а коли я возьмусь, так наверно найду!

– Что ты, дурень, расхвастался! Где тебе, к чёрту, это дело сделать? Есть люди знатные, богатые – не нам чета, да и те хвосты прижали! Тебе и во сне этого не приснится, а не то что наяву…

– Да уж там как хотите, а я на себя надеюсь; сказал: достану – и достану!

– Эх, Никита, не хвались! Сам ведаешь, царь у нас грозный; за пустую похвальбу велит казнить тебя.

– Небось не казнит, а деньгами наградит.

Тотчас доложили эти речи самому царю; царь обрадовался и велел представить Никиту перед свои светлые очи. Набежали солдаты, схватили Никиту Колтому и потащили во дворец; а товарищи ему вслед кричат: «Что, брат, договорился? Ты думаешь с царём шутки шутить! Ну-ка ступай теперь на расправу!» Приводят Никиту в большие палаты; говорит ему грозный царь:

– Ты, Никита, похваляешься, что можешь достать мне невесту краше солнца, ясней месяца и белее снегу?

– Могу, ваше величество!

– Хорошо, братец! Коли ты мне заслужишь – награжу тебя казною несметною и поставлю первым министром; а коли